— И Путин, и Кудрин сказали друг другу не то, что думают, но при этом они прекрасно друг друга поняли. Кудрин на словах выступает за разрядку. Но разве он против развития ВПК и гонки вооружений? Конечно же, нет. Потому что военная промышленность — это часть экономики, которая становится все более существенной. Мы не только оснащаем свою армию, но и заключаем все больше контрактов на экспорт вооружений.
Путин сказал, что не будет жертвовать геополитическими интересами страны ради снижения напряженности. Это от него хотят слышать россияне. На самом же деле все мало-мальски приближенные к президенту люди, и Кудрин не исключение, прекрасно видят, что Путин уже делает осторожные, но планомерные шаги, направленные на то, чтобы эту напряженность снять. В этом ряду и прекращение активной фазы операции в Сирии, и выдача Украине Савченко.
Путин не использует агрессивной риторики по отношению к Западу. Но поскольку практика показала, что такая риторика приносит внутриполитическую выгоду, консолидирует общество вокруг власти и сокращает число несогласных, то он делегировал эту риторику некоторым телевизионным ведущим и телевизионным политикам. Наши обыватели пусть думают, что эти шоумены излагают взгляды Путина, а на контактах с Западом эти шоу не отражаются.
То есть и Путин, и Кудрин немного лукавят: вслух говорят то, что от них ожидают услышать, а на деле еще не ясно, кто из них больший ястреб.
— Очевидно, что мировой порядок претерпевает изменения, и напряженность будет нарастать по всему миру. Понятно, о чем мечтает Путин: созвать некую новую Ялтинскую конференцию, на которой ведущие страны мира договорились бы о зонах своей ответственности и интересов. И потом не нарушали этих границ. Но это в ХХI веке уже невозможно.
Россия может отказаться от своих имперских претензий только в одном случае: если экономическая ситуация в стране станет катастрофической. Однако экономика стагнирует, скукоживается, но стоит и падать в обозримом будущем совершенно не собирается. Следовательно, возникает патовая ситуация.
Реально Россия может ослабить геополитическую напряженность только посредством двух направлений: Украины и Сирии.
Чтобы решить проблему напряженности вокруг востока Украины — нужно соблюдать Минские соглашения. Но к этому полностью не готовы ни Россия, ни Украина. Россия не хочет отдавать контроль за своим участком границы непонятно кому, в ДНР и ЛНР не понимают, как за их выборами могут следить пришлые вооруженные наблюдатели, а Киев не желает давать республикам такой статус, который оставит у России определенный пакет акций, способный влиять на украинскую политику. Например, не позволит вступить стране в НАТО.
Опять же если у России с экономикой будет все совсем плохо — нам просто станет не до Украины, мы будем решать только свои дела, и все там разрешится как-то без нас. Но этого не происходит, а значит, Путин не забывает об интересах той части Украины, которая ему поверила и решила не разрывать своей связи с Россией.
В Сирии ситуация чуть получше. Там есть о чем договариваться с США, и существуют возможности договориться за счет изменения статуса Асада в системе власти в Сирии.
Путин говорит, что если в общем Россия не может ослабить геополитическую напряженность, то она делает то, что от нее зависит: не напрягает ее еще больше, стараясь держать в замороженном состоянии все конфликты, которые только возможно. Президент не готов ослаблять суверенитет, но и не желает усиливать напряжение в мире.
Возвращаясь к реплике Кудрина. Парадокс ситуации в том, что — да, геополитическая напряженность, конечно, не способствует росту нашей экономики. Но для того, чтобы эта напряженность снизилась, наша экономика должна не подняться, а упасть. Если она рухнет — Путин изменит свою внешнеполитическую политику моментально на 180 градусов. Но он верит, что этого произойти не может.
— Естественно, Путин может повлиять на снижение геополитической напряженности. Что он и делает. Просто у нас многим кажется, будто для этого нужно непременно только отступать. Я с этим не согласен. Вот посмотрите: если бы после переворота на Украине Россия не согласилась присоединить Крым — что бы было? Там бы сейчас уже стояли базы НАТО. Вы думаете, что от этого геополитической напряженности стало бы меньше, чем сейчас? Очевидно, что нет. Если бы Россия не вмешалась в ситуацию в Сирии — вы представляете, что творилось бы сейчас на Ближнем Востоке и какими были бы потоки экстремистов оттуда на наш Кавказ и обратно?
Это — с одной стороны. А с другой — именно для того, чтобы снизить геополитическую напряженность, Россия открывает все двери. Наших политиков вносят в санкционные списки, а мы — пускаем в страну все делегации, никому не объявляем бойкотов, по максимуму раскрываем свою информацию (к примеру — о действиях в Сирии) для заокеанских партнеров.
— Внешнеполитическая ситуация сегодня не является неизменяемой. Ее может изменить даже одна сторона — это Россия. Тем более что у Запада Россия вызывает беспокойство, и он будет рад встречным шагам со стороны российской власти. Но нужно ли это нашей власти? Думаю, что нет. Напряженность, которая в том числе накачивается искусственно, помогает ей решать внутриполитические проблемы, например — подавлять несогласие. Но власть могут заставить пойти на разрядку экономические обстоятельства. Достаточно вспомнить 80-е годы, когда СССР, зависимый от нефтегазовой ренты, был вынужден начать теплую дружбу с Западом, когда рухнули цены на углеводороды. А мы сейчас от них зависим больше, чем во времена СССР.