фото: Михаил Ковалев

Миллионы фактов о сталинских злодействах, миллионы людей, досрочно ушедших из жизни по прямой воле «отца народов», — все это, похоже, отскакивает от сознания российской публики, словно горох от стенки. Как свидетельствуют данные социологических опросов, рейтинг популярности Сталина в нашей стране упорно растет и уже превысил отметку в 50%.

Почему Россия никак не может преодолеть наследие сталинизма? В первой части этого материала было рассказано о скрытых причинах ностальгии по Сталину среди широких масс простого российского населения. Теперь — о том, что не так в рядах российских антисталинистов.

«Я целиком и полностью за свободную прессу. Но вот газеты я просто терпеть не могу!» — с моей точки зрения, в этом шутливом замечании знаменитого современного британского драматурга Тома Стоппарда, словно в капле воды, отразилась суть глубокого интеллектуального кризиса, в котором сейчас оказались антисталинские силы нашего общества. Российские антисталинисты запутались в терминах: утратили отчетливое понимание того, что такое сталинизм, в чем его суть и опасность для страны и как с ним можно бороться.

Я привык думать, что главное проявление сталинизма в современной России — это сохраняющийся культ личности покойного вождя, восторженное почитание человека, который принес нашей стране неисчислимые бедствия. Я по-прежнему считаю, что в факте такого почитания нет ровным счетом ничего хорошего. Но вот в нем ли заключается корень зла? Политолог Олег Солодухин убежден, что нет: «Сама по себе популярность Сталина не несет в себе никакой угрозы для страны — или, если хотите, несет ее в той же мере, что и популярность в российском обществе других жестоких авторитарных лидеров из прошлого вроде Ивана Грозного или Петра I. Угрозу для страны представляет не сама по себе популярность Сталина, а некоторые тесно связанные с этой популярностью особенности современного российского массового сознания».

|

фото: Геннадий Черкасов
Сталин жил, Сталин жив, Сталин будет жить?

Основное содержание этих особенностей мне изложил Ян Рачинский: «Присущая сталинскому времени извращенная шкала ценностей — человек это всего лишь расходный материал для строительства великого государства — не просто по-прежнему жива. Подобная шкала ценностей господствует в современном российском обществе!»

Согласен, господствует. Но возлагать вину за начало такого господствования на Сталина — идти против бесспорных исторических фактов. Иосиф Сталин выдвинулся в первые ряды советских лидеров лишь ближе к смерти Ленина в 1924 году. К моменту прихода Сталина к власти принцип «человек — это всего лишь маленький кирпичик для строительства великого нового общества» был уже твердо укоренившимся. В этом смысле Иосиф Виссарионович ничего новенького не изобрел — всего лишь пришел на готовенькое.

В чем же тогда заключается корень зла? На Западе и в бывших советских республиках Прибалтики отвечают на этот вопрос так: в самой идеологии коммунизма, который якобы является духовным братом-близнецом нацизма. Идеи и принципы коммунизма мне совсем не близки. Но приведенная выше точка зрения вызывает у меня самое категорическое, самое яростное неприятие.

|

фото: ru.wikipedia.org
Литовские пособники нацистов (с белыми повязками на рукавах) производят арест евреев летом 1941 года. В современной Литве тема уничтожения 95% еврейского населения республики во время Второй мировой войны является запретной.

«Нацистская идеология была преступлением. Коммунистическая идеология — утопией, своеобразным экономическим извращением идей христианства, — сказал мне Ян Рачинский. — Абсолютное большинство советских людей искренне верили в эти утопические идеи и ничего плохого не делали. Советские люди тяжело трудились всю свою жизнь и в своей массе не заработали ничего, кроме мозолей и почетных грамот. Не их вина, что результаты их трудов фактически вылетели в трубу».

Полностью согласен с подобной точкой зрения — полностью согласен и при этом прекрасно понимаю, почему на Западе, как правило, думают по-другому. Последний посол США в СССР при Сталине Джордж Кеннан отличался настолько острым языком, что в Москве его объявили персоной нон грата всего лишь после четырех месяцев пребывания в должности. Но, оценивая собственную страну, Кеннан тоже был очень безжалостен и очень реалистичен.

Среди прочего он как-то раз заметил: американское общественное мнение способно объединиться только вокруг таких внешнеполитических задач, которые «основаны на лозунгах примитивного уровня и вдохновлены идеологией джингоизма (шовинистического национализма. — «МК»)». В плане понимания сложности исторических и международных проблем европейцы, конечно, гораздо более продвинуты, чем американцы. Но общий принцип — в расчет принимается только такое объяснение событий, которое отличается простотой и сулит прямую выгоду, — работает и здесь.

Излюбленный западный тезис «коммунизм — родной брат нацизма» отвечает обоим критериям Кеннана. Он прост, изящен и исключительно доступен для восприятия. А еще этот тезис чрезвычайно выгоден Западу. Он «снимает с крючка» несметное количество западных государств. Например, Англию и Францию — страны, которые сначала упустили возможность безболезненно задавить гитлеровскую экспансию, а потом «скормили» Гитлеру Чехословакию и всячески натравливали его на СССР.

Этот тезис «снимает с крючка» Польшу — страну, которая перед тем, как превратиться в «невинную жертву» Германии и СССР, с удовольствием «съела» за компанию с Гитлером ту же Чехословакию. Этот тезис «снимает с крючка» Латвию и Литву — территории, чьи коренные жители в прошлом с удовольствием помогали Гитлеру уничтожать евреев, а в настоящем делают вид, что ничего подобного не было.

И, пожалуйста, не думайте, что я ради красного словца облыжно оскорбил эти две цивилизованные европейские нации. Несколько месяцев тому назад литовский историк Рута Ванагайте вызвала в своей стране грандиозный скандал, опубликовав книгу «Наши» — об уничтожении во время Второй мировой войны 95% еврейского населения Литвы. Ниже я привожу дословную цитату из ее интервью ведущему местному интернет-порталу «Delfi»:

«Этой темы до такой степени боятся, что я сталкиваюсь с абсолютной паникой — от учреждений власти до сельских жителей. За полгода я встретила всего несколько человек, которые не боялись. Даже с историками в парке на лавочке приходилось встречаться… Некоторых историков я не могу цитировать — они не хотят. Один сказал, что отныне не будет читать лекций на эту тему — опасно».

Примечательно, что интервью чисто российским СМИ Рута Ванагайте принципиально не дает: «Я написала книгу для Литвы. Это внутреннее дело литовцев». Интересно получается, не правда ли? Россия обязана каяться перед всем миром. А права лезть во «внутренние дела Литвы» ни у кого в этом мире права нет. Лихо. Красиво. И, главное, честно и благородно.

Впрочем, давайте вернемся к нашей основной теме. Вернемся, можно сказать, несолоно хлебавши. Ведь если излюбленное западное объяснение о «зловредной сущности коммунизма» не работает, то получается, что наш искомый корень зла мы так и не нашли. Придется искать дальше — тем более что я, кажется, знаю одно «перспективное местечко».

|

фото: Наталия Губернаторова
За ползучее возрождение культа личности Сталина в нынешней России значительную долю ответственности несут демократические силы страны — или, вернее, то, что от них осталось.

«Каким был механизм начала репрессий в советское время? Была утопическая идея о рае на земле, о самом лучшем в мире устройстве общества. А действительность этой идее мешала. Отсюда прямая дорожка к выводу: надо разобраться с теми, кто мешает воплощению в жизнь мечты. Ведь если утопия никак не становится реальностью, то, значит, кто-то в этом виноват!» — мне кажется, что эта мысль Яна Рачинского может служить первым звеном очень важной логической цепочки. Цепочки, размотав которую, мы сможем вплотную приблизиться к понимании сути сталинизма — или того, что у нас принято понимать под этим термином.

Стремление получить все и сразу, не затрачивая при этом особых усилий, — неотъемлемая часть человеческой натуры. Однако, как показывает в том числе и мой личный опыт, обычно такое стремление заводит совсем не туда, куда хотелось. Однажды, когда я еще ходил в детский сад, нас повезли в бассейн учиться плавать. Одно из заданий выглядело так: надо было нырнуть на дно бассейна и достать оттуда кольца, брошенные физкультурником. Нырять мне было лень. Я проявил смекалку, достал все кольца ногой и некоторое время ходил у тренера в первых учениках.

Но затем случилось неизбежное: в самом конце урока, когда другие уже научились нырять, мою хитрость раскрыли. Меня отругали, пристыдили и велели нырнуть уже не понарошку. Выбора не было, я подчинился. Но стало только хуже: время, когда другие учились нырять, я растратил попусту. В результате ныряния я лишь нахлебался воды и заполучил серьезный психологический комплекс. Плавать я в итоге научился лишь в возрасте 15 лет.

С точки зрения построения гражданского общества и правового государства политический опыт России чем-то напоминает те мои детские мучения. Как напомнил мне Ян Рачинский, «гражданское общество в России стало по-настоящему складываться лишь после 19 февраля 1861 года — указа императора Александра II об освобождении крестьянства. И вплоть до начала Первой мировой войны формирование гражданского общества в нашей стране, несмотря на очень серьезные перекосы, в целом шло достаточно быстро».

Почему после 1914 года в течение очень долгого времени мы имели одни сплошные «перекосы»? Часть ответа на этот вопрос общеизвестна. России самым банальным образом не хватило времени. Война — это всегда чудовищный стресс для государственного механизма. Находившиеся в стадии переходного периода российские государственные и общественные институты такого стресса не выдержали и сломались.

Дальше все пошло по сценарию, описанному Яном Рачинским в начале этой главы: стремление мигом решить все проблемы и построить идеальное общество — поиск виновных в том, что это не получается, — массовое истребление таких виновных. И, как я уже сказал выше, запустился этот сценарий еще тогда, когда Иосиф Сталин был на вторых ролях в новосозданном идеальном советском государстве.

Гражданская война — это период, который в российском массовом сознании ассоциируется в основном с анекдотами и романтически-былинными персонажами: Петька и Чапаев, Щорс с пышными усами, Котовский с обритым наголо черепом, герой-любовник Колчак из фильма «Адмиралъ»… Причины такого массового ухода от реальности я осознал, когда начал однажды читать основанную на архивных документах документальную хронику времен Гражданской войны. Начал — и очень быстро закончил. И не просто закончил, а засунул эту изданную крошечным тиражом книгу в такое дальнее место, что я до сих пор не могу ее найти.

Читать эту документальную хронику было совершенно невыносимо. Это было нечто ужасное — хуже, чем самые изощренные фильмы ужасов, хуже, чем самые дикие рассказы о сталинском ГУЛАГе. Реки — да что там реки! — океаны крови. Сплошной поток изуверских массовых убийств. Убийств без цели и без смысла. Убийств потому, что так заведено… Если сталинизм — это массовое бессмысленное истребление собственного народа, то сталинизм начался в нашей стране до Сталина. Сталин лишь продолжил начатое его коллегами после нескольких сравнительно спокойных сытых лет нэпа в 1920-е годы.

Вернемся, впрочем, к поиску причин такого положения дел. Только ли в том дело, что дореволюционной России не хватило времени построить полноценное гражданское общество? Я убежден, что не только. Еще одна причина — специфическое отношение дореволюционного российского общества к государству. Отношение, которое, как мне кажется, к сожалению, сохранилось до наших дней.

|

фото: ru.wikipedia.org
Обычный результат попыток мгновенно построить «идеальное общество»: в 1921–1922 годах от голода в России умерло около пяти миллионов человек.

Государство в России принято либо обожествлять, либо ненавидеть. Мне кажется, что это две грани одного и того же явления. Ненависть является прямым следствием обожествления. Обожествление — это признание кого-то или чего-то идеальным. А то, что в реальности имеет вполне земное происхождение, идеальным быть не может. Несоответствие между ожиданиями и тем, что есть на самом деле, неизбежно приводит к разочарованию. В случае с российской интеллигенцией это хроническое состояние разочарования собственным государством, по мнению политолога Олега Солодухина, выглядит так:

«Российская интеллигенция в любом государстве видит «деспотию» и при этом постоянно ищет идеальное государство. То есть к институту государства как к таковому негативного отношения у интеллигенции нет. Она знает, что государство нужно. Но к каждому конкретному, существующему в данный момент государству интеллигенция относится негативно, ибо… И тебе приводится тысяча причин. Быть интеллигентом — значит быть в оппозиции».

Когда у власти в стране находится очень жесткий или, как в случае со Сталиным, тоталитарный режим, значение этой оппозиционной функции интеллигенции сходит почти на нет. Интеллигенция частично встраивается в систему, частично замолкает, частично отправляется «в расход». Но если официальная государственная власть страны ослабевает, если у нее истончается интеллектуальный, политический или волевой ресурс, то у интеллигенции появляется шанс. Интеллигенция совершает прорыв во власть — частично кадровый, частично идеологический.

За последние сто лет таких прорывов интеллигенции во власть в России было три. И, как напомнил мне Олег Солодухин, ни один из них не закончился для страны хорошо: «Российская интеллигенция — особенно гуманитарная интеллигенция — всегда считала свою роль в обществе мессианской, но не была способна ни на какое элементарное организационное дело. Приход к власти российских интеллигентов, умеющих говорить красивые слова, но не умеющих работать ни как чиновники, ни как практики, приводил Россию к хаосу. Так было в период Временного правительства в феврале–октябре 1917 года. Так было в период позднего Горбачева в 1987–1991 годах. Так было в период раннего Ельцина в 1991–1993 годах».

А вот когда у власти в нашей стране находится вполне умеренный по российским меркам политический режим, интеллигенция, напротив, радикализируется. Так, например, произошло во время правления Александра II. Этот российский император был великим реформатором: введение системы местного самоуправления, переустройство судов по современному образцу, реформа системы образования, финансовая реформа…

фото: ru.wikipedia.org
Император Александр II на смертном одре: на попытки царя сделать жизнь в стране более свободной и современной тогдашний российский «креативный класс» ответил волной террора.

Именно при Александре II в России были созданы предпосылки для развития гражданского общества и бурного экономического роста. Но «прогрессивные силы» России увидели ситуацию по-другому. Считая, что власть действует слишком медленно и нерешительно, они инициировали кампанию террора, жертвой которой в конечном итоге стал и сам царь. Стремясь ускорить создание «идеального общества», радикалы из числа интеллигенции самым серьезным образом ухудшили то общество, которое было.

И не стоит считать этот эпизод «древней историей», которая не имеет никакого отношения к современности. Массовые выступления на Болотной и на Сахарова были восприняты креативным классом — так сейчас модно называть интеллигенцию — как очередной шанс на построение «идеального общества». А когда этот шанс — шанс, которого в реальности никогда не было, — растворился в воздухе, российский креативный класс впал в состояние глубокой депрессии и с головой погрузился в болото радикальных идей.

«Есть у меня одно предложение, что надо сделать в первую очередь после ухода Путина, — провести люстрации… Надо запретить занимать государственные должности и вообще иметь какое-то отношение к построению новой государственности всем, кто старше, ну скажем, 1980 года рождения… Почему нужны люстрации по возрастному цензу? Потому, что поколение тридцатилетних в большинстве своем не отравлено ядом советизма… Потому, что поколение сорокалетних и старше уже пробовало построить новое государство, а получился у них только Путин… Хватит, в общем, уходите, ваше время прошло!» — с моей точки зрения, это публичное предложение молодой ведущей популярной в демократических кругах радиостанции является сталинизмом в самом худшем смысле этого слова.

Некто присваивает себе право решать: у кого должны быть гражданские права, а у кого нет. Но вот вызвала ли идея люстраций по возрасту возмущение у «демократической общественности»? Нет, не вызвала. Подобные глубоко антидемократические по своей сути замыслы являются сейчас нормой в этой среде — и не только в этой. Популярность антидемократических идей — это ныне отличительная черта всего российского общественно-политического спектра.

Я считаю, что такое положение дел — это болезнь роста. Если России будет даровано энное количество десятилетий без потрясений, то все исправится само собой. Но пока этого не произошло, наше государство находится в зоне риска нового сталинизма — сталинизма в широком смысле этого понятия. «Призрака» Сталина уже давно нет в Колонном зале Дома Союзов. Но он по-прежнему гуляет по просторам страны.

Источник