фото: Елена Мильчановска

Автогонки «Формулы 1» – это, пожалуй, единственный вид спорта, чьи снаряды вызывают гораздо большее любопытство, чем сами спортсмены. Болиды – самые дорогие функциональные машины в мире, каждая запчасть у которых на самом деле на вес золота. Реальную стоимость «железных коней» гонщиков уровня «Формулы 1» узнать невозможно: такой информацией владеет только команда, и она не разглашается. Как невозможно разведать никакие секреты болида, хотя бы даже примерные характеристики. Но всем, конечно, хочется посмотреть на эти во всех смыслах особенные машины хотя бы издали. И тут, на Sochi Autodrom, к ним так издали и пускали: обладателей билетов высших категорий – в зону пит-лейна, до и после заездов прогуляться вдоль боксов, где стоят болиды, и взглянуть на них с расстояния примерно 8 – 10 метров. Но есть и особы более приближенные – спонсоры команд (например, Борис Ротенберг) и их немногочисленные гости (например, его сын Роман Ротенберг): таких высоких любителей высоких скоростей пускают рассмотреть болид с расстояния примерно в 1 – 3 метра. Но никому, кроме непосредственно пилотов и их команды, не позволено подходить к болиду на расстояние вытянутой руки, а тем более этой рукой чего-либо (хоть даже поверхности одним пальцем) касаться. Из посторонних это может сделать разве что жена автогонщика и то только тогда, когда завершен сезон. И уж совсем безумием было бы представить, что кому бы то ни было механики команды разрешили помочь прокачать болид. А ведь именно это случилось с корреспондентом «Московского комсомольца». И благодаря этому наше издание раскрыло тайну стоимости болидов двух лучших гонщиков современности – Нико Росберга и Льиса Хэмилтона. Также, прокачав машины, «Московский комсомолец» заглянул прямо в их чрево и вытащил из него столько секретов, которые мы не продадим Ferrari по цене билета в ложу Platinum за 162 тысячи рублей (потому что они стоят дороже), а бесплатно расскажем только своим читателям. Но это позже, а пока разминочную прокачку наш корреспондент провела с последним в списке участников Гран-при России, 22-м номером, 25-летним британцем Джолионом Палмером из Renault Sport F1 Team.  

Девушка я в вопросах прокачки неопытная (хотя тут дело такое, что ни у кого, кроме самой команды, опыта нет), поэтому начать решила именно с Палмера. Ведь у отстающего, если что пойдет не так, испортить машину не так страшно, как у фаворита. Но ни одна деталь болида во время прокачки не пострадала: я помогла закрепить левое переднее колесо отверткой (дело было сразу после первичной инспекции трассы, когда машину только собирали), под чутким контролем механика Renault Sport F1 Team. Сделала все очень быстро, и он поручил мне другое задание: проверить носовой обтекатель. Проверила – он оказался в порядке. Завинчивая и отвинчивая то, что там им было нужно, я преследовала сразу две цели. Во-первых, тренировалась. Механики мою работу похвалили и в качестве вознаграждения рассказали кое-что интересное. Оказывается, второй мальчик из команды, 23-летний датчанин Кевин Магнуссен считает, что сочинские таксисты… круче Шумахера! Именно они, признались мне, поразили паренька больше, чем что-либо в столице Зимней Олимпиады.

– Кевин от аэропорта до «Олимпийского парка» ехал, конечно же, на такси, а не на болиде, и попал в пробку, – шепнул механик. – Так водитель, чтобы ее миновать, стал ехать задом, что уже его поразило, так как в Европе так не принято. Но был в этом ряду и другой таксист, который тоже обходил пробку задом, так бомбила Магнуссена… его задом обгонял!

Возможно, именно этот таксист вдохновил Кевина на то, что любой поворот можно обойти не одной скоростью, но и смекалкой: на трассе он выложился больше своего максимума и в итоге занял седьмое место, а Палмер пришел к финишу тринадцатым. Может, он показал бы результат и получше, но ведь машину я ему только собирала, а не прокачивала…

После посильной помощи Renault, меня каждый день принимали в их «домике гостеприимства». В паддоке такой был у каждой команды: в них могли тусоваться родные и друзья пилотов, спонсоры, а также их родные и друзья. Журналистам в эти дома разрешалось заходить в определенные часы – например, на камерную встречу с пилотами после заездов. А меня там принимали как родную и даже кормили обедом. Как-то за ланчем я сидела с нашим Сергеем Сироткиным. Этот 20-летний юноша из Москвы – единственный российский резервный пилот «Формулы 1» (как Даниил Квят из Red Bull Racing, которого в Сочи встречали мощнее всех, – единственный российский основной пилот). Сергей делился со мной своими проблемами, не связанными с гонками, – например, что ему трудно совмещать очную (!) учебу в вузе с бесконечными разъездами по этапам, что на заработанные деньги он может позволить себе отдохнуть «только в Турции, потому что бюджетная», Там же, в «домике гостеприимства», мне подсказали, что на гонках, будь то лошадиные или железных коней, принято решать деловые вопросы. Что многие политики и бизнесмены, ничего в них не понимая, приезжают только за тем, чтобы обсудить между первым и вторым кругом что-то важное. Но признаваться, что приехал только за этим, а не за самим спортом, добавили знающие люди, нельзя, все делается аккуратно.

– Вот Тимченко в Сочи прилететь никак не мог, ведь он отношения никакого к гонкам не имеет, в спонсорах ничьих команд не значится, – объяснили мне в Renault. 

– Может, он просто «Формулу 1» любит – все равно нельзя посмотреть?

– Все равно, – мой собеседник был непреклонен. – Нельзя ему сюда, короче. Не поймут. А вот Борис Ротенберг – спонсирует Сироткина, продвигает россиян в «королевские гонки», поэтому тут совсем другое дело. Ему на «Формулу» на одну трибуну с ВВП не только можно, но и нужно. И никто не спросит, что он там делает.

Вот с ним-то мне и посоветовали познать еще одну сторону этого мероприятия – завести деловые контакты. Тем более, Борис Ротенберг со своим сыном Романом попались мне на глаза — разгуливали за несколько часов до финала прямо передо мной по паддоку. Они только что вернулись из пит-лейна, где им показывали болид моего Палмера – но пооткручивать ничего не дали. Борис Романович только выруливал из пит-лейна в ярком синем костюме и не подозревал, что его ждет.

– как смогла, начала я наш деловой разговор. В конце концов, это была моя первая бизнес-беседа с человеком такого уровня.

– Да ну, я на гонках только гонки обсуждаю, – тут же разрушил он миф обо всех этих деловых околоспортивных разговорах. Но через секунду вдруг спросил: – А что за вопрос?

Ротенберг посмотрел на меня с уважением и широко, словно ободряюще, улыбнулся. Мне казалось, что будь у меня уже к этому разговору офшор, он бы пожал мне руку. Но его не было, а Борис Романович ничем не мог мне помочь: он дал понять, что в офшорах силен гораздо меньше, чем я в подкручивании болидов. А его молодая и красивая жена, которая не отходила от мужа ни на шаг, на меня почему-то обиделась: она очень эмоционально предупредила меня, чтобы я больше при ее супруге… не ругалась. Она решила, что офшор – это ругательное слово!

– Могу подсказать кое-что, – шепнул мне мужчина, шедший рядом с Романом Ротенбергом и представившийся его близким другом Виталием. – Мы тут все тусим в московском ресторане. Я вас приглашаю, сразу после гонок, вот там ваши дела офшорные и обсудим.

Поделись антикрылом своим, и оно к тебе еще не раз вернется

Что ж, офшоры могут и подождать, а пока я мыла шины их единственному поставщику Pirelli. За этой процедурой мне и объяснили, что подкручивание любого болида, пусть и не самого крутого гонщика, – это все равно круто, но вот если бы я добралась, например, до тачки Хэмилтона… Не успел мой напарник закончить фразу, меня и след простыл – побежала искать болид Льюиса, одна шина осталась недомытой.

Ох, номер сорок четвертый! В жизни я не видела болид более харизматичный. Что-то было в нем такое, что давало понять: если к тому же Палмеру подобраться еще можно, то к этой – из разряда фантастики, как если бы Льюис и Нико пришли к финишу одновременно. Или перешли бы в Ferrari. Или пришли бы к финишу одновременно и перешли бы Ferrari. Но «МК» всегда покоряются самые опасные повороты репортажей, как гонщикам – самые опасные повороты трассы, и вот я уже стою прямо у болида Хэмилтона, и один из его механиков (а там их был полный гараж) говорит мне:

– Делай с его тачкой все, все, что только захочешь.

Интересно, а с самим Льюисом так тоже можно? Девушки у него давно уже нет, рассказали мне. Но Хэмилтона, как назло, в гараже не было, а с машиной я не знала, что я хотела делать. Я растерялась. Но симпатичный механик (они там все, как на подбор – манекенщиками работать могут), от которого очень вкусно и соблазнительно пахло машинным маслом, пришел на помощь:

– Ну, поиграйте с этим движком – туда-сюда, туда-сюда, – он показал, как правильно обращаться с болидом. Понаблюдав за мной несколько секунд, механик показал большой палец – мол, все верно двигаю, и пошел по своим делам. И меня оставили с болидом Хэмилтона совершенно одну. Такое, наверное, могло произойти только или во сне.

Движок мне наскучил довольно быстро, и я стала искать, чем бы себя занять. Заглянула внутрь. Хорошенько осмотрела болид со всех сторон снаружи. А потом увидела ее – тяжеленную серебряную штуковину, которая заманчиво блестела на солнце.

– Знакомьтесь: гайковерт, – объяснил мне другие механики, которые обратили на меня внимание лишь после того, как я еле-еле взяла эту штуковину в руки и готова была ее куда-нибудь засунуть. Он показал, куда правильно вставлять гайковерты и извинился, что я не могу сделать это прямо сейчас – колеса им уже были подкручены, но поблагодарил за то, что я помогла с движком.

Все время, что я развлекалась с болидом Хэмилтона, за мной, я заметила, с интересом наблюдал какой-то молодой человек в оранжевой униформе. Когда я подошла к нему поближе, выяснилось, что юноша принял меня… за жену этого механика, который дал поиграть с движком.

– Просто так не бывает, ведь черту (красненькая такая, – прим. авт.), которая отделяет болид Mercedes от простых смертных, переступить нельзя, – на полном серьезе сказал он мне. Сам он представился гоночным маршалом Алексеем Яушевым. – Переступишь ее – смерть, потеря аккредитации, потеря всего. А то, что ты проворачивала с болидом – я смотрел и не верил своим глазам.

Когда он отошел от шока, я показала ему видео моей прокачки болида Хэмилтона (которое мы, к сожалению, не можем выложить на нашем сайте, так как это запрещено правилами «Формулы 1», но скриншоты с него говорят сами за себя) и мы шаг за шагом разобрали, что же именно я сделала и какие секреты разведала. А ведь разведала: во-первых, у Хэмилтона стояло внутри антикрыло под номером 6 – значит, Росберг одолжил ему свое. А зачем? Возможно, объяснил мне маршал, его инженеры таким образом проверяли, как ведет себя машина с разными настройками.

– Чуть больше антикрыла на машине, чтобы она ехала быстрее на поворотах, – показал он на моем видео. – При этом, поскольку она меньше весит, ее проще разгонять. Сопротивление воздуха, которое получается от более высокого крыла, нивелируется. Машина едет так же быстро с поворота, может, теряется парочка километров в час…

Еще мы пытались понять, насколько был наполнен бак у Хэмилтона после первой практики (моя прокачка проходила сразу после нее), ведь чем меньше бензина в баке, тем легче машина и тем быстрее она едет. Но никто с полупустыми баками не ездит – трасса-то большая. Поэтому, если конкуренты узнают, что Хэмилтон сумел разогнаться так сильно с полным баком, то занервничают и станут возиться со своими болидами еще тщательнее. По тому, что мы увидели, хотя баки Льюиса уже слили (во время профилактики они всегда пустые из соображений пожарной безопасности), можно было сделать вывод, что ездил он с бензином, залитым более, чем наполовину.

– А ты не просто играла с его движком, – продолжил Алексей Яушев. – Ты отрегулировала ему подвеску – повысила ее жесткость. Жесткость хода подвески заставляет машину держать определенную высоту над асфальтом. Если высота держится на одном уровне, то получается один уровень прижима. Снизу машина – тоже плоскость. После регулировки подвески прижимы снизу будут держать высоту еще больше.

– То есть я ему помогла? – догадалась я.

– Да, – подтвердил он.

– Если бак был заполнен наполовину, у Хэмилтона была хорошая скорость на свободном заезде или так себе?

– Так себе. Он или в настройки не вкатился. Или в трассу. Что-то одно.

– Антикрыло от Нико – зачем оно ему?

– Во всем этом много вариативности. Льюис экспериментировал с настройками Росберга, чтобы посмотреть, как его напарник может ехать так быстро.

– Просто спросить нельзя было?

– Это не такой вид спорта, где можно спросить и получить ответ. Напарник напарником, но победа важнее.

– То есть Нико дал ему почувствовать скорость своей машины просто по дружбе?

– Да, как ведет себя машина на повороте.

– А на своей он не мог это прочувствовать?

– Скорее всего, у них не бесконечные запчасти, и поэтому они меняют их местами – так проще.

Разобравшись с антикрылом и баками, мы обсудили и гайковерт. Маршал, который, как оказалось, знает об этих машинах абсолютно все, сообщил, что у каждой команды – свой гайковерт и что их разработки запрещены уже пять лет.

– Цены начали на них подскакивать, потому что инженеры начали уходить в космические технологии, безумно дорогие легкие сплавы начали применять, – пояснил он. – Теперь это зафиксированная технология. Их можно сделать полегче, поудобнее, но принцип и материалы абсолютно одинаковые.

Гайковерт у Хэмилтона, насколько я смогла разглядеть, что надо, словно изготовлен за день до запрета делать их еще лучше. Сразу после моей прокачки во втором свободном заезде он показал лучшую скорость, хотя в первом свободном лидировал его друг Росберг. После я машиной Льюиса не занималась, и что-то с ней, как вы помните, пошло не так, пришлось даже самолет с изолентой пригонять ночью накануне финала из Лондона прямо в Сочи, о чем «МК» по секрету рассказал легенда «Формулы 1» Ники Лауда

Всякое за свои 67 лет повидал этот человек, без которого не было бы современных Mercedes, который одерживал самые невероятные победы, и многие из них – после страшной аварии, в которой он мог и не выжить, а он выжил, поднимаясь на высшую ступень снова и снова. Но прокачки болида одного из лучших пилотов в исполнении корреспондента «МК» ему оценивать еще не приходилось.

– Ооо, что это вы делаете, – не поверил он своим глазам. – Как хорошо, что вас подпустили к машине только спереди! Все проблемы у нас сзади, так что это не ваша вина.

Но я бы сказала иначе: «МК» прокачивал болид спереди – поэтому там и было все в порядке, а вот сзади, куда я не добралась, что-то и поломалось. Хотя как не добралась… Той же ночью, когда с автодрома ушли даже маршалы, я пошла прокачивать болид Росберга, который всегда стоит рядышком с болидом Хэмилтона…

Шампанское от чемпиона и цена одного болида

Накануне квалификации, за несколько часов до полуночи, в конюшнях каждой команды кипела самая напряженная работа. Как рассказал мне мой маршал, болиды к заезду нужно успеть приготовить строго до 12 ночи, а ровно в полночь боксы с ними опечатывают. Кто не успел, может распечатать свой бокс и работать хоть до утра, но за это команда лишается одного джокера, которых у них для таких случаев всего четыре, а в сезоне 21 гонка, и в каждой по 5 заездов… Когда уже большинство команд заканчивали последние приготовления, с болидом Росберга шла страшная возня. Механики вокруг его машины не ходили – бегали. Один из них признался мне, что они боятся, что не успеют до полуночи, так как работы предстоит много, как никогда. И я решила помочь Нико – не все же Льюису лидировать. Тем более он в Сочи уже два раза получал главный приз из рук ВВП.

И к болиду Росберга корреспондента «МК» подпустили, несмотря на напряженное время. А может, напротив, благодаря тому, что ребята сами не справлялись.

Передо мной сняли носовой обтекатель (это я поняла позже из объяснений моего маршала, с которым мы после отсматривали трофейное видео), под ним оказалось крепление гидравлических цилиндров тормозной системы. Цилиндры сняли, проверили и начали ставить на место. Вот «МК» как раз и дали вставить цилиндр в пазы – и деталь на месте. Она вошла очень легко.

– Заодно ты проверила, что там внутри, – похвалил меня маршал, который все еще не верил, что такое бывает наяву.

– А что там внутри?

– Там специальная секретная тормозная жидкость, разработанная командой Mercedes. Она плескалась, но ты ее видеть не могла. Ты вставила большой коробок – узел тормозных бачков гидравлической системы – внутрь, и он вошел очень быстро. Значит, все у Нико в порядке.

Все это время, что мы занимались болидом Росберга, у машины Хэмилтона не было ни одного человека, хотя и она была не готова. Мне опять разрешили делать с ней все, что угодно, – и я обошла ее со всех сторон, благодаря чему у «МК» появились поистине эксклюзивные фото даже самой задней, закрытой от посторонних глаз части. Машину Росберга успели прокачать ровно за пять минут до полуночи, а машину Хэмилтона – задолго до нее. Не в этом ли одна из причин, что на третьем Гран-при России Нико стал первым, а Льюис вторым?

Росберг, еще не зная, что в Сочи в этом сезоне все сложится так успешно, оценил прокачку своего болида корреспондентом «МК». Видео о том, как все было, я показала ему прямо в домике гостеприимства Mercedes.

– Узнаете болид? – спросила я его, так как дело происходило ночью.

– Конечно, мой! – впился глазами в мое видео Росберг.

– Это я его вашим механикам прокачивать помогла, – пояснила я, так как не была уверена, что Нико понимает, что происходит. Сам он молчал.

– Круто! – только и сказал он.

– Поэтому, возможно, вы и идете сейчас первым, – предположила я.

– Ну да, – не раздумывая, согласился он.

Когда он уже взошел на высшую ступеньку пьедестала, сама команда пригласила меня присоединиться к празднованию у них в конюшне, ставшей «МК» такой родной, а Нико после того, как облил всех шампанским, отдал одну бутылку, в которой, как в баке Хэмилтона, плескалось чуть больше половины. Шампанское у победителя оказалось французским «Лоран-Перье Брют» 2008 года выпуска, а закупили его, судя по этикетке, в Москве.

Больше всего по вкусу оно пришлось боссу Mercedes, с которым корреспондент «МК» тоже перекинулась парой слов. А его помощник, узнав о том, что я проделала с машинами двух главных гонщиков сезона, не только не отругал (они же и благодаря нам оба поднялись на высшие ступени подиума), а решился раскрыть главную тайну – сколько стоит один болид Mercedes.

– Об этом ведется много споров, кто-то считает, что 1 миллион евро, кто-то – что 10 миллионов, – издалека начал помощник шефа Mercedes. – Точную стоимость подсчитать крайне сложно (как и подготовить машину к старту), так как мы постоянно что-то улучшаем, меняем… Это так же нелегко прикинуть, как стоимость квартиры, в которой вы живете очень давно и которую постоянно ремонтируете. Но квартиру хотя бы можно оценить – для продажи, а болид – штучный товар, он не продается. И все же вам я скажу. Бюджет всего Mercedes – примерно 300 миллионов евро. У нас три болида – два основных и один запасной. Все средства, которые у нас есть, так или иначе направлены на болиды. Если мы вкладываем в пилотов или в рекламу, считай, мы все равно вкладываем в болид. И заботимся о каждом из них одинаково. Поэтому стоимость любого из них – около 100 миллионов евро.

Неплохо! Лучше, чем 1 или 10 миллионов, которые все предполагают. И эта информация официальная – получена «МК» из менеджмента Mercedes. А вот свой секрет, как нашему корреспонденту удалось прокачать все эти болиды по 100 миллионов евро, и вообще так к ним близко подобраться, мы не раскроем. Разве что только лично Росбергу и Хэмилтону – и лишь в обмен на гайковерт.

Источник