фото: Ева Меркачева

Вместе с легендарным путешественником Дмитрием Шпаро мы летим на Северный полюс. Летим не в экспедицию, а забрать тех, кто ее сейчас завершает, — семерых юных лыжников. С ними его сын Матвей Шпаро, который во многом превзошел отца (например, пришел на лыжах на Северный полюс полярной ночью), не единожды попав в Книгу рекордов Гиннесса.

Дмитрий Игоревич достает телефон — на спутниковой связи Северный полюс. Шпаро-отец протягивает мне трубку:

— У нас тут минус двадцать, ветрено и солнечно — отличная погода для приема гостей, — говорит на другом конце провода Матвей. — Наши девочки вам чай заварили. Блины испекли, но уже сами съели. Зато остались два сделанных нами торта из сухофруктов, шоколада и меда. Давайте быстрее, ждем вас!

В этом году ледовая взлетная полоса на станции «Барнео», расположенной прямо на льдине, пять раз ломалась. Саму экспедицию из-за этого пришлось день за днем откладывать. В итоге Матвей Шпаро отправил СМС министру образования: «С учетом ситуации предлагаю сократить путь со 110 км до 80 км».

— А почему вы не пошли вместе с экспедицией? Не жалеете? — спрашиваю у 74‑летнего Дмитрия Шпаро.

— Если бы я заранее готовился, то, наверное, смог бы пойти с ними. А так вот «из кабинета» и сразу сто километров на лыжах для меня несерьезно. Я не должен подвести людей. Да, я скучаю по Северному полюсу. Но какого-то сожаления, что иду не я, а идет Матвей с ребятами, у меня нет. Потому что все, что происходит сейчас, вся эта экспедиция — все это настолько мое, оно от моего сердца…

Даже когда он просто об этом говорит, весь преображается и будто бы становится моложе лет на сорок.

— Север власти все время запрещали, — вспоминает Шпаро, пока мы летим с ним в самолете до Шпицбергена (кратчайший путь на Северный полюс). — Я думаю, что на самом деле это были чрезвычайно вредные люди для страны. Они считали, что про наш Север нельзя писать, туда не должны ходить туристы и т.д. От чего охраняли Северный полюс? Понятно, что это место — потенциальный театр военных действий, там начинаются нейтральные воды, там плавают подводные лодки, летают иностранные бомбардировщики и пр. Но все эти основания не должны были превращаться в фанатичные догмы. В 1974 году в ответ на все наши попытки «открыть» Север было принято постановление секретариата ЦК КПСС о том, что экспедиция к Северному полюсу нецелесообразна. Через пять лет мы пошли, несмотря на запрет, но официально не «на Северный полюс», а «в направлении Северного полюса», чтобы не противоречить этому дурацкому постановлению. Когда мы дошли до Северного полюса, взломали «железный занавес». Ну а сейчас вообще все по-другому: сам факт, что молодые лыжники сейчас там, говорит об открытости нашей страны.

В этом году вся экспедиция впервые делается на бюджетные деньги!

|

фото: Ева Меркачева

Первый поход к Северному полюсу экспедиция Шпаро совершила в 1979 году. Он длился 76 дней и вошел в историю. Все участники были награждены орденами, а сам Шпаро — орденом Ленина.

Четыре часа до Шпицбергена и потом еще два до арктической станции «Барнео», расположенной прямо на льдине. Мы почти на месте. По словам пилотов, в этом году льдина особенно быстро движется. Лед толщиной в 1,4 метра (под ним 4 км воды) проседает во время посадки на него самолета примерно на 40–50 см. И вообще, чтобы посадить на него воздушное судно, нужно особое мастерство. Так что на «Барнео» летают лучшие полярные летчики. Вот и на этот раз они смогли затормозить за 30 метров до конца посадочной полосы…

На станции несколько палаток, кругом — бочки с керосином, на котором готовят еду. Местные полярники говорят, что спят с ножом — в любой момент где угодно может пойти трещина, и нужно успеть разрезать палатку, чтобы выбраться. И ведь желающих попасть сюда, в эти почти невыносимые условия, — хоть отбавляй.

Нынешний начальник, точнее, экспедиционный лидер «Барнео» Виктор Серов, учит нас, как правильно одеваться, как вести себя на станции (ходить поодиночке нельзя — иначе может утащить белый медведь), и говорит, что главная добродетель полярника — терпение.

И вот мы в точке «вершины» планеты! Добрались на вертолете от «Барнео» за 45 минут. Ребятам же на лыжах на это потребовалась неделя. Самый последний день был самым трудным — шли 12 часов без перерыва.

Сейчас они стоят на льдине и машут нам руками. Оказывается, они уже несколько часов вглядывались в небо, ожидая вертолета, знаменующего окончание трудной экспедиции. А мы-то едва не окоченели буквально за несколько минут.

Можно ли привыкнуть к холоду?

— Корифеи говорят, что невозможно, — смеется Шпаро-старший. — И я бы не сказал, что привык. Нос обмороженный и пальцы. Когда попадаю на северный ветер, то сразу начинает их «пилить». А однажды чуть не замерз по-настоящему. Совсем. Было минус 38–40, солнышко не светило. Ветер и мороз просто одурманивали. Понимаете, у человека есть «тепловая рубашка»: тело выделяет тепло, и это тепло твоя одежда держит при тебе. А если ты легко одет или если сильный ветер, то весь этот «тепловой факел» уносится, и ты остаешься как бы голенький. И ты замерзаешь изнутри, у тебя заканчиваются резервы.

Мы решили построить снежную стенку, чтобы спрятаться от ветра. Вскоре я просто весь замерз — то есть не руки, не ноги, а просто весь и совсем. При этом я почувствовал, что у меня нету сил, настроения, желания. Я сел на снег. Это было начало отхода из этой жизни в потустороннюю — настолько сильно я окоченел. Слава богу, мои друзья обратили внимание на мое дурацкое состояние, спихнули меня с моего снежного кресла, сказали: не валяй дурака, давай работай. Я стал таскать снежные «кирпичи», стал бегать, и постепенно это состояние жуткой апатии прошло. Больше такого никогда со мной не бывало. 

— А я не мерзла всю экспедицию, — говорит одна из участниц нынешней экспедиции — Арина Рычкова. — Одежда уж очень хорошая у нас, и двигаться все время приходилось. Единственное, в туалет холодно ходить на северном ветру! Зато как спать было сладко — у нас подстилки, которые не промерзают, а на них спальники. Мы с подружкой вдвоем в одном спальнике, обнимемся — тепло!

Матвей Шпаро поясняет, что ребята были серьезно подготовлены. В одном месте девчонки переплывали полынью — метров пятнадцать открытой воды — в специальных костюмах. Без этого экстрима можно было бы обойтись, но они сами попросили: хотим поплавать в Северном Ледовитом океане!

— Минимальная температура, при которой приходилось идти на лыжах, минус 55 градусов, — продолжает рассказывать Дмитрий Шпаро. — Это было в 1986 году. Мы стартовали 29 января от станции СП‑26 (СП расшифровывается как Северный полюс.) на СП‑27. Станция была большая, на ней человек сорок полярников. Они на нас смотрели как на смертников: наша экспедиция из 11 человек уходила в абсолютную темноту, ведь был разгар полярной ночи. Они нас провожали на снегоходах, с собаками, стреляли в небо ракетами, чтобы было светло. Но потом все это осталось позади, и мы пошли, освещая себе путь только налобными фонариками. Один полярник с СП‑26 дал мне фотографию своего трехмесячного ребенка, чтобы я пронес ее на СП‑27. Я согласился. Так что я прошел путь в 700 км со снимком малыша этого бородатого полярника за пазухой.

Когда ударил мороз в 55 градусов, наш ответственный за питание Юра Хмелевский распорядился усилить рацион за счет НЗ (неприкосновенного запаса), что помогло нам выжить в критической ситуации.

— У нас у каждого дневной рацион, но как ты его будешь делить — ты сам решаешь, — говорит Арина. — Можно, к примеру, утром кашу с сухофруктами, а можно с мясом. И всегда есть шоколадные батончики, орехи в карманах, чтобы по пути можно было перекусить. Мы с девочками сэкономили на сухофруктах и потом их добавили в торт — коржи у нас были, сверху все полили карамелью и натерли шоколад. Угощайтесь.

Есть торт, сидя в палатке на вершине планеты, в точке пересечения всех меридианов — это непередаваемое удовольствие! Пока мы наслаждаемся, прошу рассказать Шпаро и Арину о том, что самого прекрасного они увидели на Северном полюсе.

— Когда ты идешь долгой полярной ночью и она подходит к концу, постепенно светает, — улыбается Шпаро. — Солнце поднимается где-то там, в Южном полушарии, а ты в Северном видишь от него свечение. Сначала оно зеленоватое, потом чуть-чуть краснеет, желтеет… Это беспредельно красиво! И с каждым днем свечение все ярче, а 8 марта уже краешек солнца появляется, и оно прокатывается блином по всему горизонту и… не закатывается! Но самое чудесное, что мы видели и что стало причиной первой экспедиции на Северный полюс, — когда мы шли пешком от Воркуты на север. С собой на крайний случай мы несли в рюкзаке дрова — 20 дней мы их тащили, не использовали, потому что находили какой-то хворост. Наконец забрались на холм и стали жечь дрова. И в этот момент мы увидели совершенно потрясающий мираж — точнее, это было оптическое явление рефракции — в том месте, где были льды, выросли удивительные персидские города! Причудливые очертания возникли за счет того, что воздух с одной стороны нагревался от солнца, с другой — охлаждался льдом. И тогда мы решили, что на следующий год пойдем туда на лыжах.

— А мы увидели радугу! — начинает Арина. — Нам говорили, что в Арктике она почти белая, но ничего подобного, она была очень яркой! Радуги было даже две, причем сверху каждая зеркально отображалась. Итого четыре! И три солнца! Это такой интересный оптический эффект. А еще мы видели, как растут «арктические цветы» на поверхности льда. Прекрасное творение природы из соли, вымерзшей изо льда! Но, по мне, они больше похожи не на цветы, а на перышки. Очень хотелось увидеть, как образуются глыбы, когда льдина заходит на льдину. И вот два дня назад Матвей закричал: «Бегите! Смотрите!» И мы увидели, как огромная льдина, на которой мы недавно были и на которой еще остались наши флагштоки, ударилась о другую — на ней мы находились в тот момент — и развернулась на 180 градусов. Все на наших глазах! И в месте столкновения обрадовалась огромная полынья, лед раскрошился и превратился в кашу, а большие куски «вышли» на берег.

|

фото: Ева Меркачева

Главный страх на вершине планеты

— Вот вы, — спрашиваю у Шпаро и Арины под вкуснейший чай на полюсе, — ради чего сюда отправились?

— Два стимула для такого путешествия, — первым начинает Шпаро. — Роскошь неформального дружеского общения и глоток свободы.

— А я хотела понять, чего стою на самом деле, себя найти, — говорит Арина. — Все лучшие и худшие черты проявляются только в экстремальной ситуации.

— В своем первом путешествии я понял, что мне нравится нести тяжелый рюкзак, — объясняет Шпаро. — Можно страдать от того, что ты несешь тяжести, а можно этим страданиям радоваться. Как? Страдания воспринимать как некую форму человеческого бытия, которое интересно познать и которое на самом деле вписывается в правила игры, в которую ты играешь, и ты доволен, что ты этим занимаешься. И это состояние «чем хуже, чем лучше» мне было всегда по душе. Понятно, что я никогда специально не выберу ботинок, который трет ногу, но если мне ботинок натрет мозоль, это никогда не будет для меня проблемой.

А Арина настаивает, что к физическим нагрузкам быстро привыкаешь.

— В последний день мы прошли 12 часов на лыжах без остановки, шли и шли. В какой-то момент становится все равно. А там была ситуация — до самой крайней точки, Северного полюса, примерно 1,5 км. Но некоторые хотели отдохнуть и продолжить путь завтра. Я не хотела. Чуть-чуть ведь осталось, да и льдина ведь дрейфует. В общем, чуть не поссорились.

— Наибольшая трудность в путешествии связана с тем, что возникают какие-то трения в коллективе, — подхватывает Шпаро. — Это больше всего выматывает, ты больше всего устаешь. Вот если любой из нас падал в воду, другой, ни мгновения не мешкая, прыгал спасать. То есть мы были как братья. Но мы безумно ссорились между собой из-за всяких мелочей! Поводы были самые разные: как правило, выбор пути. Однажды перессорились, когда увидели на льду чьи-то следы и решили, что это песца. Изумительный парень Вася Шишкарев — он работал на ЗИЛе рабочим, а мы все были интеллигентами, с учеными степенями — начал отчаянно спорить, что песец не мог здесь проходить. Я думаю, что все конфликты из-за того, что нервная система работает в условиях Севера на пределе, а выхода эмоциям нет.

Я спрашиваю путешественников про страхи, которые они испытывают в пути.

— Не было никаких страхов! — снова бодро начинает Арина. — Я понимала, что все абсолютно безопасно. В любой момент могли подать сигнал SOS, и прилетели бы вертолеты с «Барнео». С нами помимо Матвея был врач, который всегда говорил: на Северном полюсе люди не болеют, здесь нет микробов. У Матвея было оружие на случай нападения медведей. Так что мы все были совершенно спокойны.

— Вообще никто никогда не болел на Северном полюсе, — соглашается Шпаро-старший. — Ну как можно? Все защитные ресурсы включаются, и заболевание исключено в таком путешествии. Но страхи бывают, и это нормально. Когда мы уходили со скал острова Генриетты в 1979 году, стал двигаться лед. А нам надо было через эту полосу движущуюся, состоящую из самых разных ледяных образований: от больших кусков до кашицы, — перейти. Идти было страшно. В какой-то момент движение замерло, это значило, что айсберг зацепился за дно, превратился в плотину, но это ненадолго — напор возрастает, и через минуты плотина будет сломана. Мы приняли решение побежать, несмотря на страх, точнее, ужас. Это было правильное решение — хотя двое из нас в итоге оказались в воде, — а страх был контролируемый. В другой раз я неуклюже упал на лед. Я тяжелый сам (85 кг), и рюкзак еще 50 кг. Я проломил лед и почувствовал, как он уходит и я иду вниз. Вот тут страх был абсолютно животный, ты повинуешься чему-то своему внутреннему. И я неимоверным усилием сделал прыжок в сторону в надежде, что там лед покрепче. Но и там стал проваливаться… И я сделал еще один скачок из последних сил, понимая, что больше не смогу. Слава богу, там лед был твердый. Я потом приходил в себя очень долго. Еще страшно было, когда огромный черный нос белого медведя прямо возле тебя. Мы с Матвеем переходили Берингов пролив (за это путешествие они попали в Книгу рекордов Гиннесса. — Е.М.). Наступила ночь, и кто-то стал ходить вокруг нашей палатки. Мы поняли, что это медведь. Зажгли фонари. Медведь слегка был удивлен светом, но не ушел и, видимо, готовился к нападению. Матвей держал в руках пятизарядное ружье. Я приоткрыл молнию на палатке и прямо перед собой увидел огромную голову. Черный нос размером с ведро, и от него пахнуло какой-то падалью. Матвей выстрелил. Я был в полной уверенности, что в лоб, я бы сам именно так и сделал. Но сын стрелял, чтобы не убить, а напугать. Потом я спросил: почему? Он ответил: «Я подумал, что нам утром было бы неприятно увидеть возле палатки убитого медведя и жалко, что мы так с ним поступили». Вот очень любопытно: ты имеешь сына и вроде бы знаешь его, а в путешествиях много чего открываешь, замечательно, если это хорошее.

Но льдины движутся, а значит, засиживаться нельзя. В «самой крайней» точке Земли мы поднимаем российский флаг, беремся за руки и совершаем самое настоящее кругосветное путешествие (если сделать хоровод вокруг земной оси — получится по факту именно оно!). А потом снова вертолет: «Барнео» — Шпицберген — Москва. Но с нами на борту теперь ребята, которые вам точно скажут: путешествие по полярным льдам — это, конечно, настоящее чудо.

Источник