— Правительством было сделано много ошибок, которые запрограммировали нас на длительную фазу стагнации, а не развития. У меня ощущение, что наше руководство боится предпринимать решительные, нестандартные действия, направленные на выход из кризиса. И наш бюджет — бюджет не развития, а выжидания, когда же опять поднимутся цены на нефть. А пока роста нет — мы впадаем в анабиоз: ничего не предпринимаем, много не тратим, но и не зарабатываем — терпеливо ждем, прозябаем…
— Вот в том и дело, что рассчитывать на него не приходится. Преобладание предложения над спросом на нефть будет носить длительный характер. Тем более что мы ожидаем скорого выхода на этот рынок Ирана.
Значит, в теории нужно смириться с тем, что «углеводородный рай» закончен, и начать развиваться в других направлениях. Для этого нужны инвестиции. Но чтобы они пришли — нужно снижать налоговое бремя для частных инвесторов, сделать суды независимыми, чтобы деньги никто не мог отнять, избавиться от санкций…
Чтобы частные инвесторы к нам пришли — их нужно еще и пустить. А у нас выстроен капитализм для друзей — посторонних к лакомым кускам не пускают. Когда был бурный экономический рост — коррупция никому не мешала. А потом оказалось, что «свои люди» вкладывать деньги в российские проекты больше не могут, а чужих уж нет.
Если нет внешних инвесторов, то разморозить экономику могли бы государственные инвестиции. Однако у правительства возникает резонный вопрос: а не разворуют ли их? В данном случае я привел бы слова нашего министра экономического развития Улюкаева: «Риски от государственных инвестиций сейчас намного меньше, чем риски от отсутствия всяких инвестиций». Идут многие споры вокруг Сочи: сколько там было нецелевых расходов, почему сметная стоимость оказалась вдвое выше заявленной? Все это так. Но новый город построен, результат от инвестиций есть.
Но Улюкаев со своей позицией, похоже, остается в меньшинстве. Желания рисковать у правительства все меньше. Я понимаю Медведева, который медлит с госинвестициями, трезво оценивая риски, желая сохранить казну, резервы, копить, а не тратить. Но понимает ли он, что ущерб от ничегонеделания — еще выше?
— Это хороший вопрос, но кто будет его менять? Наша политическая система не предполагает конкурентных сил, поэтому остается уповать только на волю президента. А он тысячу раз подумает, прежде чем вносить изменения в свою команду, к которой он привык.
— Принципиально — нет, и это — замкнутый круг. Но отдельные моменты корректируются, и иногда — очень правильно. Есть один очевидный успех в импортозамещении — замена иностранного тренера футбольной сборной России на своего. Других очевидных удач не назову.
Понимаете, экономическая политика может меняться только при сменяемости власти. Возьмем две такие большие и такие разные страны, как США и Китай. Общественное устройство и формы правления принципиально расходятся, но есть один общий принцип: каким бы ты ни был эффективным и мудрым — можешь работать два срока, и не больше. Процедуры сменяемости разные, смысл один: хочешь развиваться — обновляйся.
— Знаете, чем отличаются научные прогнозы от гадания на кофейной гуще? Тем, что гадание на кофейной гуще иногда сбывается. Если серьезно, то мы имеем общую нестабильность в мире, но именно Россия как никто болезненно зависит от мировой конъюнктуры. Потому что она ведет себя пассивно: приспосабливается к ситуации, а не влияет на нее. Я имею в виду экономику, с геополитикой-то все в порядке.
Делать прогнозы очень любят и наш Центробанк, и Министерство экономического развития. А потом они любят пересматривать свои прогнозы. Я считаю, что это — дело бессмысленное. Лучше влиять на ситуацию, чем прогнозировать ее. Лучший способ точного прогнозирования будущего — это его создание. Но у наших финансовых и монетарных властей это не получается.
Но можете записать: 10 января 2016 года в 15.00 $1 будет стоить 74 руб. 65 коп. Это я говорю со всей научной определенностью. Но при этом хочу вспомнить анекдот. К Сталину подходит адъютант и говорит: «К вам на прием человек просится. Говорит, что умеет предсказывать будущее». Вождь отвечает: «Расстрелять, — и добавляет: — Если бы он знал будущее, то не пришел бы ко мне. Не люблю шарлатанов».
Общаясь с читателями «МК», Гринберг рассказал о конфликте с советником президента Глазьевым, который разгорелся в ходе выборов нового директора Института экономики РАН: «Это очень грустная история. Глазьев предъявил политическое обвинение нашему кандидату Михаилу Головину, приписав ему публикацию десятилетней давности по украинской проблематике. По сути это — политический навет. Президиум РАН пошел на поводу этого обвинения, и в результате талантливый молодой доктор наук, высокий профессионал, пользующийся безупречной этической репутацией, был в сущности незаконно снят с предвыборного процесса. В последнее время идет очень сильное вмешательство со стороны Глазьева в дела нашего института, и он прибегает к запрещенным приемам и в мой адрес, и в адрес других членов дирекции. Но я все-таки надеюсь, что справедливость победит, и сотрудники Института экономики поймут, что именно в этот момент необходимо сплотиться для того, чтобы сохранить институт с его выдающимися традициями и не стать жертвой политических спекуляций».