фото: AP

Мохаммед Али

Впрочем, при рождении его, вы же знаете, звали по-другому — Кассиус Клей (иногда добавляли — младший, чтобы с отцом не путать), но затем, приняв ислам, величайший боксёр-супертяж отказался и от «навязанной белыми клички». Так гласит во всяком случае легенда, а легенд и баек вокруг Мохаммеда Али ходит настолько много, что и не разберёшься: где правда, а где вымысел.

Дело было в Мельбурне — в 2000-м.

Я только прилетел на первые в своей журналистской карьере Олимпийские игры: хожу по Зелёному континенту не только кверх ногами, но и разинув рот, а кровеносные сосуды, как написал бы Сергей Довлатов, лопаются от впечатлений. Так мало того — ещё и встречаю чуть ли не в первый вечер на одной из тусовок самого легендарного боксёра в истории человечества, если не считать Пифагора (хотя древний грек, справедливости ради, побеждал в панкратионе — это гибрид бокса и борьбы).

Мохаммед Али, что меня шокировало, передвигался с величайшим трудом, поддерживаемый двумя рэмбообразными телохранителями, троица других «секьюрити» отгоняла докучливых журналистов.

И все же нам с коллегами удалось докричаться до «чемпиона чемпионов» и спросить какую-то банальность из серии: «А чего вы ждёте от боксерского турнира на этих Играх?» Что конкретно ответил Али, сам завоевавший олимпийское золото за 40 лет до того — в Риме, я уже и не помню.

Помню только, как тихо он говорил, практически шептал, а ещё, конечно, как тряслась его голова — болезнь Паркинсона разбила Мохаммеда ещё в начале 80-х.

Того олимпийского триумфа могло бы и не быть — тогда ещё Кассиус Клей летать боялся, по Соединённым Штатам Америки старался передвигаться на поезде. Его уговорили сесть в самолёт лишь после того, как он купил парашют и собственноручно собрал его: так и летели они на соседних креслах до Италии.

А с самой золотой медалью Рима-1960 связана другая история, которая мне, много слышавшему и читавшему о непростом характере Али, совсем не кажется мифом.

Новоиспечённый олимпийский чемпион ходил с ней везде, даже в туалет, периодически пугая окружающих восклицаниями: «Я — лучший в мире!» (говорили, что более амбициозного человека, чем он, на Земле никогда не было). А вернувшись в США, завалился с ней в ресторан с вывеской «только для белых».

Сложно поверить, но в до безобразия политкорректной ныне Америке тогда были и такие.

Ему отказали в обслуживании — и тут же медаль полетела в ближайшую речку. Копию боксёру вручили через много десятков лет — потребовалось особое решение Международного олимпийского комитета.

Мохаммед Али и имя-то поменял, как мы с вами уже вспоминали, чтобы избавиться от «позорного клейма», и периодически вспоминал, как плакал в детстве, когда видел, что ангелы — тоже белые («Мам, неужели нас в рай не пустят?»).

И общаться старался больше с чернокожими, которые видели в нём настоящего кумира. Что не мешало Али, правда, периодически показательно прилюдно избивать плюшевую обезьянку, которую он называл… Джо Фрэйзер.

Джо был одним из главных соперников в карьере Мохаммеда Али — и именно он нанёс соотечественнику первое в карьере поражение.

Вообще Фрэйзер, говорят, терпеть не мог говорливого оппонента (Мохаммед вывел искусство оскорбления супостата до боя на новый уровень). И очень долго они не общались в принципе, помирившись лишь незадолго до смерти Джо.

Хотя какое это имеет отношение к тому, что «триллер в Маниле» (поединок Али и Фрэйзера в столице Филиппин), равно как и «грохот в Джунглях» (бой с Джорджем Формэном в Киншасе, столице Заира, как тогда называлась ДР Конго), вошёл в сокровищницу, пафосно выражаясь, боксёрского искусства…

61 бой на профессиональном ринге. 56 побед, из которых 37 — досрочных.

Хотя чего стоили бы эти цифры, если бы Мохаммед Али не придумал и не довёл почти до совершенства собственный стиль «порхать как бабочка, жалить как пчела», который полвека назад многие эксперты критиковали отчаянно: что за неуважение, мол, такое к сопернику — скакать вокруг него на носочках с опущенными руками?

…Ещё были три раунда в Москве. Когда Али прилетел в 1978 году в СССР, посетил мусульманские святыни в Узбекистане и вернулся в столицу — согласился провести по 3 минуты на ринге с тремя советскими боксёрами: Петром Заевым, Евгением Горстковым и Игорем Высоцким.

Много лет спустя, когда Гостков уже судил профессиональный бокс — и я отправился вместе с представительной делегацией в Великие Луки, конечно же, спросил у Евгения Николаевича: что же это тогда было?

— Понятно, по полной мы не выкладывались, — улыбнулся он в роскошные усы, — бой-то был, по сути, товарищеский. Но я сразу понял, что Али умеет на ринге решительно всё — и в ближнем бою, и в дальнем, а нам до него — работать и работать!

ХХХ

Тогда у нас старательно делали из Али икону — отказался воевать во Вьетнаме, несмотря на то, что был риск схлопотать (и схлопотал ведь) дисквалификацию: борец, дескать, с американским империализмом и за права темнокожих.

Чуть позже, когда Мохаммед стал призывать исламские страны бойкотировать Олимпийские игры-1980 в знак протеста против войны СССР с Афганистаном, риторика резко поменялась. И он стал наймитом мирового капитала, который продаст за деньги самое святое, вспоминали его многочисленных жён, любовниц, детей, в том числе и внебрачных…

Но сейчас, когда именем Али планируется назвать улицу в Грозном, едва ли кто вспомнит про это.

Впрочем, если он узнает об этом там, куда нас с вами пока не пускают, то, конечно, порадуется. И скажет всем, кто будет рядом: «Вот видите — я был лучшим! И только попробуйте меня не пустить в какой-нибудь местный ресторан с вывеской «только для ангелов»…»

Источник