фото: youtube.com

Денис Пушилин

— Я жил самой обычной жизнью обычного украинца, очень далекого от политики и никогда не планировавшего в ней участвовать. Служил в армии, менял должности и места работы, потом открыл свою фирму по дистрибуции продуктов питания. Но переломный момент произошел, когда в Киеве произошел государственный переворот. Конечно, Донбасс тоже давно был против Виктора Януковича, потому что на себе испытал все механизмы по отжиму бизнеса. Но вместе с тем мы были против ассоциации с Евросоюзом. Она была не нужна нам не только по идеологическим, но и по экономическим причинам. В результате ассоциации мы теряли возможность поставлять свою продукцию в страны Таможенного союза, а ведь они были основными партнерами по бизнесу всего Юго-Востока. Но ведь и для участников Майдана она не играла большой роли, ведь основная масса вышла протестовать после избиения «они же детей». Эти люди объединились не за Евросоюз, а против Януковича. Но и тут Донбасс не включился в протест, так как мы прекрасно понимали что, создав прецедент насильственной смены власти, неизвестно, сколько еще правительств будет свергнуто. Мы ждали 2015 года, когда должны были состояться очередные президентские выборы, и Янукович должен был уйти, как это предписано Конституцией. Но организаторы госпереворота смотрели на это иначе, и маховик стал раскручиваться очень интенсивно. Все это я видел своими глазами, так как находился в Киеве и по личной инициативе помогал правоохранительным органам теплыми вещами. На тот момент я продолжал надеяться, что свержения Януковича не будет и ситуация нормализуется. Но Президент сбежал, и в первых числах марта было уже опасно передвигаться по Киеву с донецкими номерами…

— Янукович был из «донецких», и своими действиями он сложил негативный образ для всей области, якобы мы все только и можем, что наглеть, воровать, отжимать и прочее. И во время Майдана донецкие по умолчанию стали восприниматься как безусловные сторонники Януковича. По Киеву стали ходить разные агрессивно настроенные группы людей, которые искали «врагов революции». Тогда я понял, что пора ехать домой. К тому же, в первых числах марта, в Донецке прошел митинг, и у меня появилась надежда, что у нас нашлись свои активисты, которые готовы взять инициативу в свои руки и дать отпор Майдану. Но приехав домой я обнаружил, что все не совсем так гладко. Первый митинг, в котором я принял участие, прошел 9 марта. Его организация сильно хромала, вплоть до того, что лидеры субботнего митинга не знали, кто стоит во главе такой же воскресной акции. Более того, все активисты были разбиты на обособленные группы. Я постарался со всеми найти контакт и точки соприкосновения. Фактически мы жили от митинга к митингу. Собрались люди самых разных взглядов: левые, правые и центристы. Каждый видел будущее Донбасса по-своему. Кто-то говорил, давайте присоединяться к России, как это сделал Крым, а кто-то настаивал на федерализации Украины. И в какой-то момент для нас стало очевидным, что необходимо проводить референдум, на котором большинство определит наши дальнейшие действия, ведь никто не должен брать на себя в одиночку роль вершителя судеб миллионов людей. Тогда, в марте, мы еще надеялись, что оставшиеся в Облсовете депутаты поддержат нас и придадут голосованию легитимности, потому что у них был необходимый для этого ресурс и право. Например, референдум можно было оформить в виде опроса и проголосовать за его результаты в местном парламенте. К сожалению, большинство депутатов вообще выехали из страны, так как боялись расправы за причастность к команде Януковича, и кворум собрать не удалось. В связи с этим мы были вынуждены взять ответственность на себя и занять администрацию. После этого мы начали жить даже не одним днем, а одним часом, потому что никто не знал, что и как делать дальше, но отступать никто не собирался.

— Одной из причин стало то, что мы выстроили институт сопредседателей. Например, в Харькове активисты продолжали верить местным властям и боролись за то, кто из них должен возглавить протест. В результате получилось, что лидеров много, все обливают друг друга грязью, ответственность никто на себя брать не хочет и все друг друга обвиняют в сотрудничестве с СБУ. О том, что никто из них ни на кого не работал, они догадались только когда оказались в соседних камерах, но изменить что-либо было уже поздно. У нас же наоборот, любой, кто представлял какую-то политическую силу и хотел стать сопредседателем, сразу мог это сделать. Только всю ответственность мы тоже делили поровну, и это сразу упразднило все распри. К тому же Киев не знал, кого нужно арестовать, чтобы обезглавить протест, так как на смену одним лидерам приходили другие. Так мы дошли до референдума, который превзошел даже наши ожидания. А после него надо было думать, что делать дальше. 15 мая мы создали Верховный совет ДНР. А уже в конце мая против нас применили авиацию. До этого никому ив голову не могло прийти, что Киев использует армию против своего народа…

— До референдума общались неоднократно с Ринатом Ахметовым и даже с Юлией Тимошенко, но их идеи всегда опаздывали. Когда можно было говорить о децентрализации, они считали, что можно обойтись и без нее. Потом, когда нужно было говорить о федерализации, они вспомнили о децентрализации. Теперь, когда Украина на ладан дышит, они заговорили о федерализации, но украинское государство может спасти только конфедерация. Вот официальный представитель Госдепа США Виктория Нуланд заявила, что Донбассу необходим особый статус. Но почему этого нельзя было сделать год или два года назад, когда еще не было пролито столько крови? С каждым месяцем войны разрыв между нами увеличивается. Недавно они из минометов обстреляли Еленовку. Чем нужно руководствоваться, чтобы прямой наводкой расстрелять очередь из женщин, стариков и просто гражданских лиц на КПП?

— Давайте вернемся к референдуму, вы тогда надеялись, что Россия его признает и примет ДНР в свой состав?

— Мы понимали, что жители Донецкой области могут желать для себя разного будущего, поэтому мы спрашивали у них «Поддерживаете ли вы акт о государственной самостоятельности ДНР?» То есть вопрос стоял не о присоединении к России, ни о независимости, ни о федерации или конфедерации. Наша задача заключалась в том, что построить вопрос таким образом, чтобы он включал в себя различные варианты развития событий. Так же мы прекрасно осознавали, что в Крыму, с юридической точки зрения, все происходило предельно четко. Там местные власти провозгласили проведение референдума и по его результатам присоединились к России. А у нас эти власти сбежали, и простым людям пришлось взять ответственность на себя, что далеко от норм и стандартов международного права. Тем не менее, с тех пор мы стали гораздо ближе к России, так как Украина начала выталкивать нас при помощи полномасштабной блокады. В связи с этим мы еще летом 2014 года решили самостоятельно собирать налоги, выплачивать пенсии, выстроить и упорядочить все ветви власти и так далее…

— Вы все еще хотите в Россию?

— Сейчас перед нами несколько вариантов: или вся Украина распадется, чтобы затем собраться в конфедерацию, где не только у Донецкой области, а вообще всех будет особый статус, или люди устанут от войны и той лжи, которая льется из Киева и смогут поставить во главе государства патриотические силы… Не исключено, что во втором случае вся Украина присоединится к России. Ну и остается самый пессимистичный вариант – Киев отважится на продолжение войны. Естественно он вновь проиграет, но количество жертв будет очень велико.

— А без Украины ДНР и ЛНР не хотят присоединиться к России?

— Если бы мы были эгоистами, мы бы, наверно, говорили об этом. Тогда мы бы сказали, что есть ДНР и ЛНР, а все что за их пределами нас не волнует, потому что там нет наших людей. Но это не правда. Не только на территории полноценной Донецкой области, живут наши люди, которые участвовали в референдуме в 2014 году, в остальной Украине тоже много здравомыслящих людей, которые тоже не могут открыто высказать свою позицию. Такие люди есть в Харькове, Запорожье, Днепропетровске, Одессе… Даже с Западной Украиной мы поддерживаем контакты. Более того, за два года войны есть и такие, кто сначала был нашим ярым противником, а теперь понял, что мы действовали вынуждено, а основная ось зла проходит через Киев. Поэтому мы концентрируемся не на том, чтобы войти в состав России, а на том, чтобы сделать все возможное, чтобы жители ДНР и ЛНР могли нормально существовать в то время, пока мы находимся в подвешенном состоянии. Для этого мы даже выпустили паспорта, которые признаются в России, а автомобили с номерами ДНР свободно передвигаются по территории Российской Федерации.

— То есть российские пограничники пропускают вас к нам в страну по паспорту ДНР?

— Конечно. Я по нему даже на самолете летаю и селюсь в гостинице.

— Может быть, ваш случай – это исключение из правил?

— Нет, так могут делать все, у кого есть паспорт ДНР.

— Получается, что Россия признала ДНР?

— Россия была вынуждена признать наши документы, потому что у наших граждан нет другой альтернативы получить удостоверения личности. Украина лишила нас этой возможности. Где, если ни в ДНР, наши молодые люди будут получать паспорта по достижению 16 лет? Нигде! То же касается тех, кому надо заменить в паспорте фотографию. Поэтому мы разработали свои документы и обратились к России, чтобы она их признала. Конечно, она согласилась, а как иначе? Не могла же она позволить Киеву сделать наших людей бесправными. И точно такая же ситуация с автомобильными номерами. В Донецке продаются и регистрируются автомобили, а затем свободно выезжают в Россию. Мы бы наверняка не смогли выстоять без российской поддержки. Был период, когда нас почти задушили экономической блокадой, но нам на выручку пришла гуманитарная помощь из Москвы. Кроме того, Российская Федерация консультативно помогает нам в процессе государственного строительства. Россия не дает нас в обиду примерно так же, как старший брат защищает младшего. Она не лезет за нас в драку, но и не дает здоровому лоботрясу напасть на нас.

— Раз вы заговорили о конфедерации, давайте вспомним Новороссию, которую в 2014 году возглавил Олег Царев.

— На самом деле, все кроме ДНР и ЛНР существовало только в наших желаниях. Это касается и Новороссии, и переформатирования Малороссии и так далее. Вариативность сохраняется до сих пор. Могли ли в 2014 году активисты по всей Украине создать определенный оплот для создания Новороссии? Конечно, могли, для этого нужно было выявить лидеров, которые поставили бы на кон все, что у них есть, в том числе свою жизнь. В Донецке и Луганске это получилось, в Харькове почти получилось, в Одессе людей просто запугали сожжением Дома профсоюзов. Сейчас мы слышим призывы к наступлению на Киев и Львов. Но у нас есть печальный опыт освобождения Дебальцево. Отступая наш противник придерживается тактики «выжженной земли». Точно так же будет разрушен Харьков, Днепропетровск и любой другой город. Поэтому нужно очень хорошо подумать, прежде, чем призывать к продолжению войны. Сейчас мы выигрываем политическими методами. Киев подписал неприемлемые для себя Минские соглашения и теперь обязан их выполнить, потому что Франция и Германия поручились за это. Но все же понимают, что когда он их выполнит, прежней Украины уже не будет. Сначала особый статус получим мы, потом будет Одесса, Харьков и другие. Мы превратим Украину в конфедерацию.

— С момента создания ДНР в ней сменилось большое количество, как военных, так и политических лидеров. Почему так получилось?

— С точки зрения истории идет самый обычный процесс, причем в нашем случае изменения происходят плавно. Многие из тех, кто стоял у основания ДНР до сих пор находятся в руководстве республики. В силу разных причин некоторые вышли из наших рядов. Например, изначально мы все были оппозиционерами по отношению к Киеву. Быть оппозицией значит критиковать и предлагать альтернативные пути решения проблем. Но когда мы пришли к власти, оказалось, что многие могут только говорить, а нам нужно было делать. Вот не нравится тебе что-то, взял и сделал так, как надо. Сейчас мы находимся в периоде созидания, поэтому нужно унять личные амбиции и свои идеологические устремления. Вместо этого нужна рутинная и ежедневная работа. Но некоторые считали, что можно оставаться во власти и критиковать, такие были вытеснены современными реалиями.

— Вы ведь тоже одно время возглавляли ДНР, а потом уехали в Россию.

— Тогда я должен был руководствоваться интересами республики. В ней зрели внутренние распри, и я задумался, что для меня главнее, мои внутренние амбиции или судьба ДНР. Междоусобица в наших рядах сделала бы республику беззащитной перед Украиной.

— А через месяц вас позвали со словами «С тобой лучше, чем без тебя»?

— На самом деле никто никого никуда не зовет. Ты либо показываешь свою полезность для ДНР, либо нет. Я как был сторонником активных действий, так им и остался. Если человек полезен для Республики, он должен оставаться во власти, а если нет — он от нее должен освобождаться. Летом 2014 года мне нужно было сделать один шаг назад, чтобы потом сделать два шага вперед, и если бы тогда я пытался проломить стену, я бы серьезно навредил Донецкой Народной Республике.

— В то же время под предлогом восстановления после ранения отозвали Стрелкова. И хотя его возвращения ожидали многие, он остался в России. По его словам, в этом виноват Кремль. Это так?

— Во-первых, Кремль в Москве, а в Донецке решения принимаются совершено в других зданиях. Во-вторых, мне трудно говорить за других лидеров ДНР, но я еще раз повторю, все надо рассматривать с позиции полезности для Республики. А своей неудержимой и к тому же беспочвенной критикой можно только помешать ей. Мы и сами знаем, что у нас много проблем, но мы берем и решаем их одну за другой.

— А с олигархами как быть? Ахметов является для ДНР олицетворением зла, но при этом его предприятия в республике продолжают работать.

— Нужно понимать, что вся Украина разбита на несколько олигархических кланов. Это плохо, потому что на олигархов легко влиять через их бизнес-интересы. Отсюда все те губительные реформы, которые сейчас проводит Киев. Мы не хотим такой судьбы для нашей Республики. Теперь, что касается Ахметова. Будучи дончанином, он наверняка любит Донецк, и мы ему предлагали возглавить все те процессы, которые происходили в 2014 году, но он отказался. По его словам, у него все бизнес интересы замкнуты на Европе. Если бы он встал во главе ДНР, то потерял бы весь свой бизнес. Пока мы продолжаем сотрудничать с ним в экономике, потому что на его предприятиях трудятся десятки тысяч человек. Мы считаем, что пока ДНР находится в подвешенном состоянии, национализировать эти заводы нельзя, так как в результате люди останутся без работы. Мы вынужденно соседствуем с Ахметовым, но долго эта ситуация продолжаться не может.

— А выборы в ДНР будут? Если «Оппозиционный блок» примет в них участие, или люди того же Ахметова будут избираться по одномандатным спискам, не получится ли так, что олигархи окажутся во власти республики?

— Сначала «Оппозиционный блок» должен покаяться в действиях киевского режима и осудить карательную операцию на Донбассе. Я сомневаюсь, что он сможет это сделать хотя потому, что его члены боятся за свою жизнь. Оголтелые радикалы в Киеве сегодня убивают и за меньшее. Кроме того, в Минске идут активные переговоры о модальностях проведения выборов, но, несмотря на, это до сих пор мы не согласовали ни одного пункта. Мы уверены, что если будет мажоритарная системы и ценз оседлости, то никакие ставленники олигархов во власть не пробьются, а тем более это не получится у национально окрашенных и радикально настроенных политических деятелей. Но я бы пока не рискнул называть окончательную дату выборов.

— Не жалеете, что все это началось два года назад?

— Я думал о том, что могло бы быть, если бы тогда мы решили ничего не делать и просто ждать, чем все закончится в Киеве, как это отразится на Донбассе. Мне кажется, что тот геноцид, который проводится в отношении русских, повторился бы, но был бы более растянутым во времени и унизительным. Сначала нас бы отучили говорить на русском языке, потом заставили бы забыть, что вообще была Великая Отечественная война, вместо нее была бы Вторая мировая или борьба с оккупантами… А всех несогласным с этим просто убивали бы. Поэтому у нас не было альтернативы. Я жалею только об огромном количестве невинных жертв, но и здесь не наша вина, а Киева, который стал марионеткой в руках Запада.

— Вы думали о том, что будет, если Киев не выполнит Минские соглашения? Вы готовы существовать как Приднестровье, только с российской границей?

— Помимо границы, в ДНР живет 2,5 млн, а в ЛНР 1,5 млн человек, есть плодородная почва, масса предприятий и огромный интеллектуальный потенциал, одних только НИИ в ДНР насчитывается порядка 25. То есть у нас есть много чего такого, что никогда не позволит нам оказаться в положении Приднестровья, при всем уважении к этой Республике. И что будет дальше, покажет время.

Источник